Сказки должны кончаться свадьбой - Страница 44


К оглавлению

44

Я против воли засмеялась. Как чудно в ней смешались ум и наивность. Должно быть, каждый из нас со стороны представляет собой такую же странную смесь несовместимых качеств.

— Нет. Я не пыталась сбегать. Я помогала в поисках. И, пожалуйста, леди, не совершайте глупостей только от того, что вам кажется, будто со мной поступили несправедливо, и не пытайтесь переубедить Бекку. Она, как выяснилось, весьма злопамятная особа. Я крайне вам признательна за беспокойство обо мне, оно мне приятно, а сейчас прошу меня извинить.

Когда я уходила, Аллия задумчиво глядела на меня, кажется, не до конца убежденная словами, но думаю, достаточно для того, чтобы не совершать глупостей.


Квангр встретил меня с радостью, от его прежнего насмешливого и снисходительного отношения не осталось и следа. Как будто дикая скачка без седла сквозь метель заставила его признать меня. Он с удовольствием взял мягкими губами с ладони хлеб и подставил голову требуя ласки. Я потрепала его по морде, погладила шелковые ноздри, и неожиданно для себя спросила:

— Так ты был человеком?

Квангр тряхнул гривой и ткнулся мне в ладонь, то ли соглашаясь, то ли надеясь обнаружить там еще немного угощения.

— Наверное, ты был храбрым и сильным воином, раз у тебя такая замечательная Суть, Квангр, — сказала я, не ожидая ответа. Суть — это не человек. Он не ответит. Возможно, Квангр сохраняет характер, которым обладал человек, привязанности и некоторые воспоминания. Вероятно, в нем несколько больше разума, чем в обычном диком звере, и, конечно же, он проживает те годы, которые не успел прожить его погибший раньше времени Охотник. Но он не человек.

И все же мне казалось, что Квангр внимательно слушает меня, кивая в такт словам и изредка издавая поощрительное ржание, когда я высказывала правильные догадки. Я расхваливала коня до тех пор пока у меня не охрип голос, после чего Квангр, наконец, отпустил меня, удовольствовавшись обещанием, что я буду часто навещать его и, если удастся, приносить еще что-нибудь вкусное. Мне, всегда побаивающейся лошадей, ее не до конца верилось, что такой чудесный скакун решил признать меня своей хозяйкой.


Во дворе замка было чудесно: снежинки сияли под солнцем, кружась в воздухе, переливаясь не хуже драгоценных камней. Мороз щипал за щеки и руки. Я не удержалась от искушения положить ладонь с растопыренными пальцами на снег, присела, заворожено наблюдая, как он приминается и превращается в капли под моей рукой, четко повторяя контур. Пусть здесь останется мой отпечаток.

— Что ты делаешь? — спросили за спиной.

Я повернулась к Шалиону, все еще не вставая, так что мои глаза оказались почти на одном уровне с его глазами.

— Оставляю свой след — ответила я, внимательно разглядывая мальчишку. Похоже что, к счастью, опасное приключение прошло для него без последствий. — Хочешь попробовать?

Он кивнул и наклонился, стягивая рукавицу, чтобы оставить свой отпечаток рядом с моим. Ладонь у него оказалась самая что ни на есть мальчишеская — с длинной ссадиной, обкусанными ногтями и цветным пятном таинственного происхождения. Такая доверчивая, такая уютная…

— Я хотел перед тобой извиниться — вдруг сказал он, оторвавшись от своего занятия.

Да что ж за день сегодня такой — передо мной норовят извиниться те, кто ни в чем передо мной не виноват! Я совсем не подхожу для того чтобы восстанавливать чужое душевное равновесие, или утешать чужие печали. Мне бы со своими разобраться. Неужели это не заметно? Что заставляет всех вокруг изливать мне душу?

— Тебе не за что извиняться передо мной, — ответила я ему, стараясь говорить помягче, что бы не задеть своей взрослой снисходительностью его запутанную детскую душу.

Но он лишь сжал губы, упрямо набычившись, как могут только мальчишки или настоящие мужчины, ничуть не переубежденный.

— Ладно, — обреченно вздохнула я, — пойдем поговорим.

И протянула ему руку, предлагая показывать дорогу. Кому как не мальчишкам знать все самые укромные уголки в замках?

Шалион провел меня одним из черных ходов, о существовании которого я до этого времени и не подозревала в пустующее помещение, которое вероятно предназначалось для кладовой, а сейчас, должно быть служило тайным мальчишеским целям. В комнате, кроме пустующих полок и маленького окошка, создающего таинственный полумрак, была пара шкур и несколько стульев, как я думаю, заботливо собираемым и передающимся по наследству уже не первым поколением сорванцов. Я могу гордиться оказанной мне честью.

Подождав, пока я выберу себе стул и усядусь, Шалион плюхнулся на шкуры напротив меня, повозился, устраиваясь удобнее, и уставился на меня во все глаза.

Дети смотрят на мир иначе. Их, в отличие от взрослых, совсем не гнетет молчание, потому что оно совсем не обозначает бездействие и тишины. Поэтому я заговорила первая.

— Здесь красиво. Это твое тайное место.

Он не ответил, все также продолжая смотреть на меня с ожиданием. Я вздохнула.

— Хорошо. За что ты извинялся.

— Я должен был защитить тебя. Мужчины должны защищать женщин.

Я чуть не сказала, что он еще не мужчина, а ребенок. Шалион вел себя много разумнее, чем можно было ожидать. Он и впрямь был настоящим мужчиной.

— Это было бы глупо, — дети хорошо чувствуют фальшь.

— Это было бы храбро, — возразил он, подозрительно шмыгнув.

— Ты бы попытался и умер, как Адер.

— Как герой. А теперь получается что я трус, — дрогнув голосом, как будто пытаясь не всхлипнуть, заявил Шалион.

44